Разве можно так расстраиваться из-за будущего? Оно каждую секунду меняется. (С)
читать дальшеНекогда мой сотрудник Сергей, весьма необычный тип, сильно выпадающий из среды нашего тогдашнего обитания, приносил мне для чтения свои стихи и прозу.
Ха, сейчас подумалось, канонный такой Снейп на внешность. Угу, похож на Сева, каким его порой рисует -tafa - высок, строен, худощав, подтянут и руки – очень красивые.
Да и характер Сережкин, пожалуй, несколько Профессорский, даром, что из науки ушел. Опять же обстоятельства… Ну, надо же! Ведь и впрямь, очень похож! Было в нем и рыцарство до донкихотства, и бывали по-настоящему мужские поступки, и крепость духа случалась и… цинизм, злоба, высокомерие, истеричность и откровенный сволочизм. А после, начались еще и запои…
Умница, эрудит. Писал стихи и прозу, переводил, рисовал психологические портреты, иногда очень быстро, ручкой, на коленке. Писал музыку, прекрасно играл на гитаре. Английским изрядно владел, и немецким... Много чего умел, одаренный Серега.
Я и думать о нем забыла, мало ли с кем доводилось работать. А тут, вдруг, наткнулась на его стихи. Да не просто стихи. Кроме прочего Сергей порой приносил стихи «тебе» и «про тебя». Я, прочитав, лишь пожимала плечами. Что в них было «про меня» я так и не видела, отмахивалась и совала эти его «бредушки» обратно. Так ни одного стихотворения не приняв и не сохранив. Каким образом затесался среди старых бумаг этот листик, ума не приложу. Вот ведь дуреха! Сидела бы сейчас и перечитывала посвященные мне некогда стихи. Эх! И не имеем… и не храним… Но, одно-таки осталось. Вот это:
Вначале от бессонницы ночной, Слетав к луне наивною пчелой, Вообразив, что это куст жасмина, Она преодолела ужас мира. Питаясь золотым нектаром слов, И в соты приносила мед и кровь Такого чудотворного состава Что, наконец, ее коснулась слава. И возвращаясь с ярмарок стихов, Ее душа по капле остывала В объятиях свободы ледяной. Заветной кочергой она сгребала угли Еще светящих звезд, еще любимых лиц, И вечер-книгочет, задумчивый и смуглый, Воспламенял в ней жизнь цитатами зарниц. К бумаге льнула тень от головы мятежной, Но вспыхнуть не могла желанною строкой… И целовал уста ей арапчонок грешный, И к лукоморью вел заросшею тропой. И шла она за ним через бурьян столетья, Чтоб отыскать во тьме до утренней росы Неведомой строфы поющие соцветья; Гражданкой утром встать и завести часы. И, заварив питье из колумбийских зерен, Домашних ужаснув кровавостью белка, Она вдруг поняла, что подвиг иллюзорен; И легкие над ней летели облака.
И теперь стихи эти нашлись не раньше, не позже, а как раз на утро той ночи, когда я закончила перечитывать «Руслана и Людмилу»… среди бумаг, которые отыскала для замены водительских прав на новые… оказывается, уже 10 лет пролетело…
Разве можно так расстраиваться из-за будущего? Оно каждую секунду меняется. (С)
Не-не. Я Музой не была. Муза сидела рядышком со мной. Прелестная девушка Лида. Совершенная корейская фея.
В его стихах, насколько помню, бывала я безмерно добра, терпелива, мудра... еще, кажется о материнстве шла речь... кажется так. Увы, вообще не помню. И этого бы стихотворения ни за что не вспомнила, что было такое. Кабы не эта оплошность - стихи, среди давно забытых документов. Может быть, он и сунул мне в папку, пока я суетилась вокруг этих, вновь полученных бумажек, после окончания автошколы и получения свидетельств. Вряд ли я сделала бы это сама.
Я была скорее поверенной. Мне он изливал накопленный жизненный опыт, действительно непростые перепетии и обстоятельства, свои всегда неразделенные любови... Мы одновременно читали книги, чтобы делиться впечатлениями. Ну, и свое носил. В объеме. Тогда, с горя, он много писал. О его стихах, повестях и романах мы говорили подолгу и даже частенько ругались. То, что мне нравилось он в ярости обзывал "г...ном" и орал, что только мне такое и может нравиться. Однако нес и нес свои листочки или совал дискеты с новыми или "старыми" текстами. ))) Я же спорила, что "ничего он не смыслит в стихах, и что под эти летящие, изящнейшие, роскошно трехчетвертные стихи мне скушно танцевать без музыки, и нечего ядом плеваться, поди-ка, лучше, сочини вальс, сделай полезное дело." Он дергался, плевался, шипел, но через день-два по телефону наигрывал, напевал мне вытребованные вальсы и романсы. С неизменным завершением показа новых песнопений, злыми словами, в переводе на общедоступный звучащие, примерно как "получи, фашист, гранату". Хотя, справедливости ради нужно заметить, что "легких" стихов было совсем не много, т.е. очень мало, ибо он был глубоко несчастен и яростно зол на несправедливый мир... И таял, таял, испепеляя Лидочку безумным взглядом в течении всего рабочего дня.
Наблюдала я и чудо из Сережкиных рук. Подарил он Лидочке букет потрясающих, дивных кремовых, почти белых роз. Так вот они не увядая, простояли 4 месяца, а затем дали каждая обильные новые ростки-бутоны, практически из каждого листика. Я такого никогда ни прежде, ни после не видала! От этого букета, наверное, можно было бы высадить и вырастить целую клумбу роскошных роз. Такой вот феномен. Лидочка, эту аномалию с ужасом и брезгливостью уже, наконец, демонстративно выбросила.
Пожалуй, поспрашиваю я о Сережке. Где он сейчас, как?
С нежностью, с юмором - чудесно))
Впрочем, чему удивляться - для такой-то Музы пишутся самые волшебные строки))
В его стихах, насколько помню, бывала я безмерно добра, терпелива, мудра... еще, кажется о материнстве шла речь... кажется так. Увы, вообще не помню. И этого бы стихотворения ни за что не вспомнила, что было такое. Кабы не эта оплошность - стихи, среди давно забытых документов. Может быть, он и сунул мне в папку, пока я суетилась вокруг этих, вновь полученных бумажек, после окончания автошколы и получения свидетельств. Вряд ли я сделала бы это сама.
Я была скорее поверенной. Мне он изливал накопленный жизненный опыт, действительно непростые перепетии и обстоятельства, свои всегда неразделенные любови... Мы одновременно читали книги, чтобы делиться впечатлениями. Ну, и свое носил. В объеме. Тогда, с горя, он много писал. О его стихах, повестях и романах мы говорили подолгу и даже частенько ругались. То, что мне нравилось он в ярости обзывал "г...ном" и орал, что только мне такое и может нравиться. Однако нес и нес свои листочки или совал дискеты с новыми или "старыми" текстами. ))) Я же спорила, что "ничего он не смыслит в стихах, и что под эти летящие, изящнейшие, роскошно трехчетвертные стихи мне скушно танцевать без музыки, и нечего ядом плеваться, поди-ка, лучше, сочини вальс, сделай полезное дело." Он дергался, плевался, шипел, но через день-два по телефону наигрывал, напевал мне вытребованные вальсы и романсы. С неизменным завершением показа новых песнопений, злыми словами, в переводе на общедоступный звучащие, примерно как "получи, фашист, гранату". Хотя, справедливости ради нужно заметить, что "легких" стихов было совсем не много, т.е. очень мало, ибо он был глубоко несчастен и яростно зол на несправедливый мир... И таял, таял, испепеляя Лидочку безумным взглядом в течении всего рабочего дня.
Наблюдала я и чудо из Сережкиных рук. Подарил он Лидочке букет потрясающих, дивных кремовых, почти белых роз. Так вот они не увядая, простояли 4 месяца, а затем дали каждая обильные новые ростки-бутоны, практически из каждого листика. Я такого никогда ни прежде, ни после не видала! От этого букета, наверное, можно было бы высадить и вырастить целую клумбу роскошных роз. Такой вот феномен. Лидочка, эту аномалию с ужасом и брезгливостью уже, наконец, демонстративно выбросила.
Пожалуй, поспрашиваю я о Сережке. Где он сейчас, как?